zimaj в НеоромантикаОхраннику дискотеки много для счастья не надо. При хлопке по боковому карману джинсовой куртки ощутить, что сигарет в пачке ещё около половины. Чтобы «по просьбам трудящихся» дискотеку не продлили на лишний час. Да чтобы уродов было поменьше.
Уроды бывали разные. Во времена моего студенчества, когда «Дискотека в Десятке» (номер моей общаги) славилась далеко за пределами студгородка, в стране шумели «лихие девяностые». И только сейчас, с методологической дистанции философического познания мира, я понял: да ведь я тогда рассмотрел всю гамму «пацанчиков»: от простой дворовой шпаны в «градусниках» до хмурых немногословных мужчин с лаконичными, как сама жизнь, татуировками на запястьях, за плечами которых чувствовалось не просто знание криминального мира, а работа в его мясном отделе.
Вместе с тем наша самостоятельно организованная (что называется – «на коленке») дискотека манила своей искренностью и каким-то неуловимым духом радости. В полутёмном мире танцпола, где прошлое твоего соседа было плохо различимо, студентки бесились по-детски истово и радостно. У нас был неплохой звук, отвратительный свет, но замечательнейшая коллекция музыки – на закупку новых дисков мы не скупились, откладывая на них после очередной дискотеки изрядную сумму выручки. И, что немаловажно, ещё в те дремучие времена мы запрещали курить в танцзале, а это, поверьте, создавало здоровую атмосферу, выгодно отличавшуюся от ощущения общественного туалета на других танцульках в окрестностях.
Плюс к тому, при всей разношёрстности публики, наш маленький мужской коллектив человек в восемь обеспечивал идеальный порядок как в самом танцзале, так и в окрестностях общежития. В крайнем случае, на подмогу из своей каптёрки вылазил даже наш диджей Жан (в миру Антон).
Но такое случалось редко. При нашей малочисленности мы славились своей непроходимостью: простым «пацанским базаром» прошибить нас было невозможно. К тому же, могли и головой оппонента по гранитному подоконнику немного повозюкать. Зря говорят, что умственные недуги не поддаются лечению – очень многие гопники после такой процедуры заметно умнели и переставали вступать в конфликты с охраной дискотеки и даже приветливо здоровались с нами при следующих посещениях. Так что серьёзные недоразумения случались только с «залётными», которые приходили к нам впервой. До сих пор волосы на макушке шевелятся от воспоминания специфического ощущения: мы впятером стоим посреди толпы в сорок человек, у каждого из которых в руках был прут арматуры. Однако, «грамотный базар» – ВЕЛИКАЯ ВЕЩЬ. ВЕЛИКАЯ. Гораздо более великая, чем простой «великий могучий», потому как в тот вечер все мирно разошлись по своим сторонам, к чему было присовокуплено взаимное желание при случае распить водочки за новую вселенскую дружбу.
И вот ты стоишь четвёртый час на ногах (дискотека шла с девяти до часа-двух), в голове покачивается колокол, надолбленный адовыми децибелами музыки и тучей выкуренных нервов, а твой взгляд довольно равнодушно скользит по девушкам всех цвето-размеров. Равнодушие отчасти накапливалось к концу вечера, отчасти было обусловлено тем, что строить глазки симпатичным девочкам попросту не было времени – снующая толпа на вход и выход из зала не давала нам расслабиться и увидеть что-то большее, чем внезапно сверкнувшие глаза или какое-то уж особенно сногсшибательное декольте.
Впрочем, иногда из зала высовывалась какая-нибудь разгорячённая девушка, обводила нас, стоящих у входа ребят, взглядом и, схватив за руку кого-нибудь понравившегося, утаскивала его в тёмную нутрь на медленный танец. Мы привычно взрывались смехом, потому как за вечер такие сценки повторялись не раз, и все мы перетанцевали таких случайных танцев немало.
А в один туманный вечер, который кутался в сентябрьскую мглу, Андрюха, смотря куда-то в сторону входа, сказал:
– Вот это да-а-а-а-а-а-а!!!!!!!
Мы все повернули головы туда и увидели Наташу. Чтобы ничего подробно не объяснять, я скажу схематично: наташина красота действовала на юношеский мужской организм как сыворотка правды, только в отношении постели – организм, независимо от твоего мнения, хотел размножаться. Причём, желательно, размножаться прямо здесь и сейчас.
При этом, Наташа была одета скромно и даже как-то по-домашнему, что ли. Весь описанный выше эффект каким-то невероятным образом просто струился вокруг, как радиация. И увидев Наташу впервые, сложно было проконтролировать положение своей нижней челюсти.
С челюстью всё нормально было у Ильи, ибо он видел Наташу не впервые, а знал о ней ещё больше.
– Даже не думайте, господа, – невесело осёк наши эротические мечты Илья, равнодушно теребя в руках сигаретку. – Как в том анекдоте про женившегося на Анке ВасильИваныча: «Не такой уж это большой город – Мариуполь».
Бл#дский диагноз отрезвил нас всех моментально. А, сбросив покрывало сексуального морока, мы, рассматривая как Наташа здоровается со знакомыми в холле, действительно поняли – лучше не связываться, потому что, возможно, таких лекарств в венерологии ещё даже не изобрели.
Мы, тактично пообсуждав Наташу молча у себя в мозгу, через какое-то время про неё забыли даже, отметив только момент, когда она скрылась в чреве танцзала. Откуда она через какое-то время вынырнула, обводя нас привычным взглядом выбирающей разгорячённой женщины. Однако Наташа при этом ещё и щедро расплёскивала своё гамма-излучение, от которого подгибались коленки у слабых и трещали джинсы у сильных.
– Пойдём!
Кучка провожающих глаз, в которых плескались волны мужской зависти напополам с медицинским сожалением – последнее, что я помню перед темнотой танцзала.
Доведя меня куда-то до одной ей ведомого предела, растолкав по дороге вялые бока и локти танцующих медленный танец, Наташа… неподдельно робко сложила мне руки на шею и стала со мной танцевать.
… Я узнал потом, что мои парни у входа обсуждали в это время, можно ли отлепить женщину от человека струёй старого огнетушителя, а также пытались придумать на скорую руку средство от СПИДа из спичечной серы и капельки йода. Я же в это время с большим интересом провалился в серо-голубое зазеркалье наташиных глаз.
Я там увидел маленькую робкую девочку, сидящую на берегу небольшой реки и свесившую босые ноги в неподвижную гладь тишины. Время от времени по глади приплывал жёлтый кленовый лист. Он дотрагивался до наташиной ноги, медленно-медленно огибал её и уплывал вниз по течению. Девочка выглядела уставшей. Приглядевшись, за её спиной, над верхушками елового леса, можно было увидеть трубу Чернобыльской АЭС.
– Понимаешь, это как радиация! Оно всегда со мной, но оно – НЕ МОЁ!
Наташа сидела на залитом луной подоконнике и впервые в жизни раскрывала душу, не раздвигая ноги. Было три часа ночи, и общага давно спала, угомонившись после дискотеки.
– Это просто ох#еть можно, понимаешь, когда ты спрашиваешь время или как пройти в библиотеку, а у мужиков ремень лопается и они из штанов выпрыгивают и НЕВОЗМОЖНО, НЕВОЗМОЖНО достучаться, чтобы поверили, что тебе этого НЕ НАДО! Ты у человека спрашиваешь, что на следующий семинар задали, а он тебя вы#бать хочет, нормально вообще, нет? «Ты прямо светишься сексом!» – радостно так мне говорят, как будто для меня это счастье великое! Убила бы, с#ка, каждого, КАЖДОГО, кто так говорил! Это какой-то ё#аный Чернобыль, «который всегда с тобой»!!
Она сорвалась и разбила чашку со слезами. Горячие и тяжёлые они закапали на гранит подоконника, а потом на меня. Я обнимал плачущего ребёнка, утешал, дуя тепло в макушку, и смотрел на ровную гладь воды. Через какое-то время подплыл жёлтый кленовый лист. Он коснулся моей ноги, медленно-медленно обогнул её и поплыл вниз по течению.
… На следующий день встретившийся у общаги Илья вскинул брови:
– Ещё живой? Тебя пристрелить, чтоб не мучился или ты ещё не успел завещать свои органы кожвендиспансеру?
– Сударь, подите в жопу, – буркнул я и зашагал прочь. Через некоторое время какой-то неясный повторяющийся хруст заставил меня остановиться. Я задрал подошву, отлепил от неё мокрый кленовый лист и зашагал дальше.
Уроды бывали разные. Во времена моего студенчества, когда «Дискотека в Десятке» (номер моей общаги) славилась далеко за пределами студгородка, в стране шумели «лихие девяностые». И только сейчас, с методологической дистанции философического познания мира, я понял: да ведь я тогда рассмотрел всю гамму «пацанчиков»: от простой дворовой шпаны в «градусниках» до хмурых немногословных мужчин с лаконичными, как сама жизнь, татуировками на запястьях, за плечами которых чувствовалось не просто знание криминального мира, а работа в его мясном отделе.
Вместе с тем наша самостоятельно организованная (что называется – «на коленке») дискотека манила своей искренностью и каким-то неуловимым духом радости. В полутёмном мире танцпола, где прошлое твоего соседа было плохо различимо, студентки бесились по-детски истово и радостно. У нас был неплохой звук, отвратительный свет, но замечательнейшая коллекция музыки – на закупку новых дисков мы не скупились, откладывая на них после очередной дискотеки изрядную сумму выручки. И, что немаловажно, ещё в те дремучие времена мы запрещали курить в танцзале, а это, поверьте, создавало здоровую атмосферу, выгодно отличавшуюся от ощущения общественного туалета на других танцульках в окрестностях.
Плюс к тому, при всей разношёрстности публики, наш маленький мужской коллектив человек в восемь обеспечивал идеальный порядок как в самом танцзале, так и в окрестностях общежития. В крайнем случае, на подмогу из своей каптёрки вылазил даже наш диджей Жан (в миру Антон).
Но такое случалось редко. При нашей малочисленности мы славились своей непроходимостью: простым «пацанским базаром» прошибить нас было невозможно. К тому же, могли и головой оппонента по гранитному подоконнику немного повозюкать. Зря говорят, что умственные недуги не поддаются лечению – очень многие гопники после такой процедуры заметно умнели и переставали вступать в конфликты с охраной дискотеки и даже приветливо здоровались с нами при следующих посещениях. Так что серьёзные недоразумения случались только с «залётными», которые приходили к нам впервой. До сих пор волосы на макушке шевелятся от воспоминания специфического ощущения: мы впятером стоим посреди толпы в сорок человек, у каждого из которых в руках был прут арматуры. Однако, «грамотный базар» – ВЕЛИКАЯ ВЕЩЬ. ВЕЛИКАЯ. Гораздо более великая, чем простой «великий могучий», потому как в тот вечер все мирно разошлись по своим сторонам, к чему было присовокуплено взаимное желание при случае распить водочки за новую вселенскую дружбу.
И вот ты стоишь четвёртый час на ногах (дискотека шла с девяти до часа-двух), в голове покачивается колокол, надолбленный адовыми децибелами музыки и тучей выкуренных нервов, а твой взгляд довольно равнодушно скользит по девушкам всех цвето-размеров. Равнодушие отчасти накапливалось к концу вечера, отчасти было обусловлено тем, что строить глазки симпатичным девочкам попросту не было времени – снующая толпа на вход и выход из зала не давала нам расслабиться и увидеть что-то большее, чем внезапно сверкнувшие глаза или какое-то уж особенно сногсшибательное декольте.
Впрочем, иногда из зала высовывалась какая-нибудь разгорячённая девушка, обводила нас, стоящих у входа ребят, взглядом и, схватив за руку кого-нибудь понравившегося, утаскивала его в тёмную нутрь на медленный танец. Мы привычно взрывались смехом, потому как за вечер такие сценки повторялись не раз, и все мы перетанцевали таких случайных танцев немало.
А в один туманный вечер, который кутался в сентябрьскую мглу, Андрюха, смотря куда-то в сторону входа, сказал:
– Вот это да-а-а-а-а-а-а!!!!!!!
Мы все повернули головы туда и увидели Наташу. Чтобы ничего подробно не объяснять, я скажу схематично: наташина красота действовала на юношеский мужской организм как сыворотка правды, только в отношении постели – организм, независимо от твоего мнения, хотел размножаться. Причём, желательно, размножаться прямо здесь и сейчас.
При этом, Наташа была одета скромно и даже как-то по-домашнему, что ли. Весь описанный выше эффект каким-то невероятным образом просто струился вокруг, как радиация. И увидев Наташу впервые, сложно было проконтролировать положение своей нижней челюсти.
С челюстью всё нормально было у Ильи, ибо он видел Наташу не впервые, а знал о ней ещё больше.
– Даже не думайте, господа, – невесело осёк наши эротические мечты Илья, равнодушно теребя в руках сигаретку. – Как в том анекдоте про женившегося на Анке ВасильИваныча: «Не такой уж это большой город – Мариуполь».
Бл#дский диагноз отрезвил нас всех моментально. А, сбросив покрывало сексуального морока, мы, рассматривая как Наташа здоровается со знакомыми в холле, действительно поняли – лучше не связываться, потому что, возможно, таких лекарств в венерологии ещё даже не изобрели.
Мы, тактично пообсуждав Наташу молча у себя в мозгу, через какое-то время про неё забыли даже, отметив только момент, когда она скрылась в чреве танцзала. Откуда она через какое-то время вынырнула, обводя нас привычным взглядом выбирающей разгорячённой женщины. Однако Наташа при этом ещё и щедро расплёскивала своё гамма-излучение, от которого подгибались коленки у слабых и трещали джинсы у сильных.
– Пойдём!
Кучка провожающих глаз, в которых плескались волны мужской зависти напополам с медицинским сожалением – последнее, что я помню перед темнотой танцзала.
Доведя меня куда-то до одной ей ведомого предела, растолкав по дороге вялые бока и локти танцующих медленный танец, Наташа… неподдельно робко сложила мне руки на шею и стала со мной танцевать.
… Я узнал потом, что мои парни у входа обсуждали в это время, можно ли отлепить женщину от человека струёй старого огнетушителя, а также пытались придумать на скорую руку средство от СПИДа из спичечной серы и капельки йода. Я же в это время с большим интересом провалился в серо-голубое зазеркалье наташиных глаз.
Я там увидел маленькую робкую девочку, сидящую на берегу небольшой реки и свесившую босые ноги в неподвижную гладь тишины. Время от времени по глади приплывал жёлтый кленовый лист. Он дотрагивался до наташиной ноги, медленно-медленно огибал её и уплывал вниз по течению. Девочка выглядела уставшей. Приглядевшись, за её спиной, над верхушками елового леса, можно было увидеть трубу Чернобыльской АЭС.
– Понимаешь, это как радиация! Оно всегда со мной, но оно – НЕ МОЁ!
Наташа сидела на залитом луной подоконнике и впервые в жизни раскрывала душу, не раздвигая ноги. Было три часа ночи, и общага давно спала, угомонившись после дискотеки.
– Это просто ох#еть можно, понимаешь, когда ты спрашиваешь время или как пройти в библиотеку, а у мужиков ремень лопается и они из штанов выпрыгивают и НЕВОЗМОЖНО, НЕВОЗМОЖНО достучаться, чтобы поверили, что тебе этого НЕ НАДО! Ты у человека спрашиваешь, что на следующий семинар задали, а он тебя вы#бать хочет, нормально вообще, нет? «Ты прямо светишься сексом!» – радостно так мне говорят, как будто для меня это счастье великое! Убила бы, с#ка, каждого, КАЖДОГО, кто так говорил! Это какой-то ё#аный Чернобыль, «который всегда с тобой»!!
Она сорвалась и разбила чашку со слезами. Горячие и тяжёлые они закапали на гранит подоконника, а потом на меня. Я обнимал плачущего ребёнка, утешал, дуя тепло в макушку, и смотрел на ровную гладь воды. Через какое-то время подплыл жёлтый кленовый лист. Он коснулся моей ноги, медленно-медленно обогнул её и поплыл вниз по течению.
… На следующий день встретившийся у общаги Илья вскинул брови:
– Ещё живой? Тебя пристрелить, чтоб не мучился или ты ещё не успел завещать свои органы кожвендиспансеру?
– Сударь, подите в жопу, – буркнул я и зашагал прочь. Через некоторое время какой-то неясный повторяющийся хруст заставил меня остановиться. Я задрал подошву, отлепил от неё мокрый кленовый лист и зашагал дальше.